Поэтика эксперимента: творчество М. Горького начала 1920-х гг.

Институт мировой литературы им. А. М. Горького 
Российской академии наук 

Н. Н. Примочкина 

Поэтика эксперимента: 
творчество М. Горького 
начала 1920-х гг.

Монография 

Москва 
2022 

A. M. GORKY INSTITUTE OF WORLD LITERATURE
OF THE RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES

Natalia N. Primochkina 

Poetics of the experiment: 
the Work of M. Gorky  
in the early 1920 s. 

Moscow 
2022 

УДК 82.09(47) 
ББК 83.3(2=411.2)6-8,4 
П75 
Рецензенты: 
Терехина В. Н., д-р филол. наук, проф., Институт мировой  
литературы им. А. М. Горького Российской академии наук; 
Яковлев М. В., д-р филол. наук, проф.,  
Московский государственный областной университет 

Подбор иллюстраций: С. М. Демкина, канд. филол. наук, 
заведующая Музеем А. М. Горького в Москве 

Примочкина, Н. Н. 
П75       Поэтика эксперимента: творчество М. Горького начала 
1920-х гг. : монография / Н. Н. Примочкина. — Москва : 
Директ-Медиа, 2022. — 320 с. DOI: 10.23681/685407 

ISBN 978-5-4499-2813-9 

В книге рассматривается особый период в жизни и творчестве 
Горького начала 1920-х гг. Он характеризуется не 
только тяжелым духовным кризисом писателя, вызванным 
трагическими переживаниями событий Первой мировой 
войны и революции 1917 г., но и его героическими усилиями 
преодолеть этот кризис путем кардинального обновления 
своего искусства. В монографии анализируется новаторство 
жанра горьковских литературных портретов (Л. Н. Толстого, 
А. А. Блока, В. И. Ленина), по-новому исследуется авангардная 
поэтика экспериментальной книги «Заметки из дневника. 
Воспоминания», демонстрируется синтез реальности 
и фантастики, реализма и модернизма в книге «Рассказы 
1922–1924 годов», раскрывается художественное новаторство 
символических пьес «Старик» и «Фальшивая монета». 
Горький предстает в данной книге, прежде всего, как оригинальный, 
ни на кого не похожий творец новой эстетической 
реальности.  

УДК 82.09(47) 
ББК 83.3(2=411.2)6-8,4 

ISBN 978-5-4499-2813-9
© Примочкина Н. Н., текст, 2022
© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2022

UDC 82.09(47) 
BBK 83.3(2=411.2)6-8,4 
P75 
Reviewers: 
Vera N. Terekhina, DSc in Philology, Professor, А. M. Gorky Institute 
of World Literature of the Russian Academy of Sciences; 
Mikhail V. Yakovlev, DSc in Philology, Professor,  
Moscow State Regional University 

Selection of illustrations: S. M. Demkina, Candidate of Philological 

Sciences, Head of the Gorky Museum in Moscow 

Primochkina, Natalia N. 
P75      Poetics of the experiment: the Work of M. Gorky in 
the early 1920 s. Moscow : Direct-Media, 2022. 320 p. 
DOI: 10.23681/685407 

ISBN 978-5-4499-2813-9 

The book examines a special period in Gorky's life and work at 
the beginning of the 1920 s. It is characterized not only by 
the writer's severe spiritual crisis caused by the tragic experiences 
of the events of the First World War and the revolution of 1917, 
but also by his heroic efforts to overcome this crisis by radically 
updating his art. The monograph analyzes the innovation of 
the genre of Gorky’s literary portraits (L. N. Tolstoy, A. A. Blok, 
V. I. Lenin), the avant-garde poetics of the experimental book 
«Notes from the diary. Memories», a synthesis of reality and fic-
tion, realism and modernism is demonstrated in the book «Stories 
of 1922–1924», the artistic innovation of the symbolic plays
«The Old Man» and «Fake Coin» is revealed. Gorky appears in this
book primarily as an original and unlike anyone the creator of 
a new aesthetic reality.
Keywords: M. Gorky, the work in the early 1920 s, renewing 
the art. 

Information about the author: Natalia N. Primochkina, DSc in 
Philology, Leading Researcher, А. M. Gorky Institute of World 
Literature of the Russian Academy of Sciences, Povarskaya 25а, 
121069 Moscow, Russia. 

UDC 82.09(47) 
BBK 83.3(2=411.2)6-8,4 

ISBN 978-5-4499-2813-9
© Primochkina N. N., text, 2022
© Publishing house Direct-Media, design, 2022

Оглавление

Введение .............................................................................................................. 9 

Глава I. Новаторство жанра: литературные портреты ........... 28 

«В зеркале Горького» ............................................................................ 28 

«Человек всего человечества» («Лев Толстой») .................... 35 

«Человек “декаданса”» или «флорентинец эпохи 
Возрождения»? («А. А. Блок») .......................................................... 48 

«Человек с большой буквы»? («Владимир Ленин») ............ 56 

Глава II. В поисках обновления: «Заметки из дневника. 
Воспоминания», «Записки из дневника» ........................................ 78 

«Книга о русских людях…» ................................................................ 78 

«…Люди для анекдотов» («Городок», «Паук», 
«Ветеринар») ............................................................................................. 83 

«Чужие люди» («Чужие люди», «Неудавшийся 
писатель») ................................................................................................... 91 

«…Душу мне связали бы…» («Палач», «Испытатели», 
«Учитель чистописания») .................................................................. 98 

«Кто будет добрый к людям, когда Бог злой?» 
(«Знахарка», «Могильщик», «Дора») .......................................... 104 

«Люди наедине сами с собою» ...................................................... 107 

«…Си-имволич-ческая кикимора…» («Проводник») ........ 110 

«Перед нами блестящая метафора России…» 
(«Мамаша Кемских») .......................................................................... 115 

«Стыдно, что воюем» («Из дневника», «Смешное», 
«Герой», «О войне и революции») .............................................. 120 

«Страшен обиженный человек…» («Садовник», 
«Законник», «Монархист», «Петербургские типы», 
«Мечта», «Отработанный пар», «Быт», «Из письма», 
«Митя Павлов») .................................................................................... 127 

Глава III. Реальность и фантастика: «Рассказы 
1922–1924 годов» ..................................................................................... 142 

«Это — святой человек…?» («Отшельник») .......................... 142 

«…Книга начинается “Отшельником” и будет 
кончена убийством отшельника» («Рассказ  
о необыкновенном») .......................................................................... 153 

«Героизм есть отчаянный поступок испугавшегося 
человека» («Рассказ о герое») ....................................................... 163 

«Душа человека — поле битвы Дьявола с Богом» 
(«Карамора») .......................................................................................... 171 

«Бог — тоже художник…» («Репетиция») .............................. 187 

«Забавен рассказ Сизова» («Рассказ об одном 
романе») .................................................................................................... 193 

«Я особенно люблю людей <…> немножко 
“сумасшедших”…» («Голубая жизнь») ...................................... 203 

«Уж если он жил — он человек истории» 
(«О тараканах») ..................................................................................... 218 

«…Рассказ о девушке напишу как сон» («Сон») ................... 228 

«…О чорте, который сломал себе ногу…»  
(«Правдивое изложение случая с почтмейстером 
Павловым») ............................................................................................. 242 

Глава IV. Символические коды: драматургия ........................... 251 

«…Отвратителен человек, влюбленный в свое 
страдание…» («Старик») .................................................................. 251 

«Ложь — это главное действующее лицо пьесы» 
(«Фальшивая монета») ..................................................................... 270 

Послесловие ................................................................................................. 297 

Именной указатель .................................................................................. 300 

Иллюстрации .............................................................................................. 304 

Content 

Introduction …………………………………………………………………………. 9

Chapter I. Innovation of the genre: literary portraits …………….. 28

«In the mirror of Gorky» ………………………………………………….. 28

«The man of all mankind» («Leo Tolstoy») ……………………….. 36

«Person “decadence”» or «Florentine Renaissance»? 
(«A. A. Blok») ………………………………………………………………….. 51

«A Man with a capital letter»? («Vladimir Lenin») ……………. 60

Chapter II. In search of an update: «Notes from the diary. 
Memoirs», «Notes from the diary» ………………………………………. 78

«The book about the Russian people...» ……………………………. 78

«...People for jokes» («Town», «Spider», «The Vet») ………….. 83

«Strangers» («Strangers», «The Failed writer») ………………... 91

«...My soul is connected...» («The Executioner», «Test», 
«Teacher of penmanship») ………………………………………………. 98

«Who be kind to people when God is angry?» 
(«Healer», «Gravedigger», «Dora») ………………………………... 104

«People alone with themselves» ……………………………………. 107

«...Symbolic Fagot...» («Guide») ……………………………………… 110

«Before us is a brilliant metaphor of Russia...» 
(«Mother Kemskikh») …………………………………………………… 115

«It's a shame that the war» («From the diary», 
«Funny», «Hero», «About the war and the revolution») ….
120

«The offended person is terrible...» («Gardener», 
«Lawyer», «Monarchist», «Petersburg types», 
«Dream», «Spent steam», «Life», «From the letter», 
«Mitya Pavlov») ……………………………………………………………. 127

Chapter III. Reality and fantasy: Stories of 1922–1924 ………. 142

«Is this a holy man...?» («The Hermit») ………………………….. 142

«...The book begins with “The Hermit” 
and will be finished the murder of a hermit» 
(«The story of the extraordinary») ………………………………… 153

«Heroism is the desperate act of a frightened person» 
(«The story of the hero») ………………………………………………. 163

«The soul of man — the battlefield of the Devil 
with God» («Karamora») ………………………………………………. 171

«God is also an artist...» («Rehearsal») …………………………… 187

«The story of Sizov is funny» («The story 
about a novel») …………………………………………………………….. 193

«I especially like people <...> a little “crazy”...» 
(«Blue Life») ………………………………………………………………… 203

«If he lived, he is a man of history» 
(«About cockroaches») …………………………………………………. 218

«...I will write a story about a girl as a dream» 
(«Dream») ……………………………………………………………………. 228

«...About the devil who broke his leg...» («A true 
account of the case of Postmaster Pavlov») …………………… 242

Chapter IV. Symbolic codes: dramaturgy …………………………… 251

«...Disgusting is a man who is in love 
with his suffering...» («The Old Man») …………………………… 251

«The lie is the main character of the play» 
(«The fake coin») ………………………………………………………….. 270

Afterword ………………………………………………………………………... 297

Name index ……………………………………………………………………… 300

Illustrations ……………………………………………………………………... 304

Введение

Последнее тридцатилетие обогатило горьковедческую 
литературу большим числом серьезных исследований и 
популярных книг, в которых решались вопросы пересмотра 
и переосмысления биографии писателя, его религиозных, 
философских, политических взглядов, общественной позиции 
и литературных связей. Гораздо меньше Горький привлекал 
внимания как художник, как оригинальный, ни на 
кого не похожий творец новой эстетической реальности. 
Начало 1920-х гг. — особый период в жизни и творчестве 
писателя. На пороге своего 50-летия Горькому пришлось 
пережить тяжелейшую духовную драму. Предчувствие близящихся 
социальных и национальных потрясений начало 
преследовать писателя за несколько лет до начала Первой 
мировой войны. Война почти до основания разрушила 
прежнюю веру Горького в богоподобного Человека и в торжество 
человеческого разума. Пессимистические, тяжелые 
настроения писателя еще больше усилились в последующие 
годы. Горький не мог смириться с тем, что творимая большевиками 
революция была совсем не похожа на ту, о которой 
он мечтал всю жизнь, ибо не несла в себе подлинного 
освобождения человеческой личности, свободы духа. Глубоко 
разочарованный и потрясенный жестокостью революции, 
ее террором и кровью, писатель осенью 1921 г. был 
вынужден на несколько лет покинуть родину и обосноваться 
в послевоенной Европе.  
Кошмары военной и революционной действительности 
были особенно тяжелы для человека такого психического 
склада, как Горький. Сохранилось множество свидетельств о 
его чрезмерной впечатлительности и гипертрофированной 
чувствительности. Например, М. Ф. Андреева вспоминала, 
как Горький, описывая в повести «Жизнь Матвея Кожемякина» 
убийство мужем своей жены, потерял сознание и упал 
со стула, а на теле у него, в том месте, куда муж ударил жену 
ножом, проступила узкая розовая полоска. «Я только потом 
поняла, — добавляла Андреева, — что он до такой степени 
ярко представил себе эту боль, ее ощущение, рану этой 
женщины, что у него образовалась стигма, которая, я помню, 
держалась несколько дней» [1, с. 200–202, 404].  

Писательница-эмигрантка Т. И. Манухина, жена лечившего 
Горького доктора И. И. Манухина, отнюдь не склонная 
идеализировать противоречивую личность писателя, утверждала: «…
впечатлительность у него была, действительно, 
необыкновенная, ненормальная — сверхнормальная и в некоторых 
случаях граничила с истерией. <…> Повышенная эмоциональность 
Горького была связана с болезненно-обостренной 
нервной возбудимостью. Нервная система у него была хрупкая. 
Равновесие душевных сил неустойчивое. Он плакал легко 
и по самым разнообразным, даже неожиданным поводам: от 
восхищения природой, красивым поступком, от сострадания, 
от умиления чьей-либо одаренностью. <…> Он был склонен к 
бреду и к галлюцинациям. Ему делалось дурно под влиянием 
какого-нибудь сильного впечатления или ошеломляющей, 
радостной или скорбной вести. Примитивно-страстная эмоциональность 
обусловливала, вероятно, и своеобразное 
мироощущение Горького…» [8, с. 564–565]. 
Можно представить себе, какие страшные сцены насилия 
и беззакония, голода и нищеты, нравственного падения 
и унижения человека наблюдал сверхчувствительный Горький 
в охваченной огнем революции и гражданской войны 
России. Н. Н. Берберова в книге «Курсив мой» привела один 
из таких эпизодов — посещение Горьким в 1920 г. детского 
дома для малолетних девочек-беспризорниц, «в лохмотьях и 
во вшах», бывших воровок, больных сифилисом, половина 
из которых была к тому же беременна. «…Когда он заговорил <…>, — 
вспоминала писательница, — ужас был на его 
лице, он стиснул челюсти и вдруг замолк. Видно было, что 
это посещение глубоко потрясло его, больше, может быть, 
чем многие прежние впечатления “босяка” от ужасов “дна”, 
из которых он делал свои ранние вещи» [3, c. 228]. 
Трагические размышления и пессимистические настроения 
Горького были вызваны не только реальными обстоятельствами 
окружающей жизни, но и более глубокими, 
философско-психологическими причинами его личного духовного 
бытия. Об этом очень верно, на наш взгляд, сказала 
современная исследовательница творчества писателя Ли Ми Э. 
«Если дореволюционный этап творчества, — полагает ученый, — 
был, с некоторыми нюансами, оптимистическим про-

ектом, в основе которого было ощущение приближения судьбоносного 
События, Революции, то теперь история подошла к 
своему логическому финалу. Все, о чем мечтали герои Горького, 
и отчасти он сам, сбылось. 
Не нужно преувеличивать идею конфронтации художника 
с властью и наивно полагать, что Горький послереволюционного 
периода был только лишь разочарован зверствами 
большевиков. Его разочарование и наступивший после него 
экзистенциальный скепсис имели глубинную психологическую 
мотивировку и происходили из ощущения завершенности 
исторического времени. <…> Горьковское “молчание” 
и духовный кризис начала двадцатых годов <…> был вызван 
экзистенциальным ощущением не столько “давления реального”, 
сколько материализацией символического. Горький 
вдруг осознал, что часть воображаемого мира его 
произведений воплотилась в конкретных социальных условиях. 
В результате революционного “карнавала” его герои 
оказались на улицах. Оттого, что они буквально жгли и 
убивали, Горький бессознательно переживал и собственную 
вину. Отсюда почти зеркальный поворот эстетических оценок 
и воплощение <…> мироощущения, которое до революции 
опознавалось Горьким как пессимистическое и пораженческое» [
12, c. 2–3].  
Жизнь в послевоенной Европе еще более углубила 
мрачные мысли писателя о современной действительности, 
а его знакомство с новой европейской философией, с новинками 
западной литературы и театра обострило интерес к 
модернистским и авангардным течениям в искусстве.  
Общественное положение Горького после отъезда за 
границу было достаточно сложным. Официально тяжело 
больной писатель выехал за рубеж для лечения, а также для 
сбора средств в пользу голодающего народа России. Однако 
теперь уже известно, что Ленин и его партийное окружение 
«выталкивали» писателя за пределы родины, провоцировали 
его отъезд, после чего он стал восприниматься в советской 
России как эмигрант. Любое публичное выступление 
Горького за границей вызывало негативную реакцию со 
стороны советских властей. Резкой критике он подвергся 
уже весной 1922 г., после публикации одной из статей цикла 

«О русском крестьянстве» в датской газете «Politiken». 28 апреля 
1922 г. в газете «Известия ВЦИК» (№ 193) появилась 
статья «От великого до смешного… или не в свои сани не 
садись», подписанная псевдонимом «Эрдэ», в которой Горький 
был назван «косноязычным певцом Буревестника», 
а его политическая позиция охарактеризована как «сидение 
между двух стульев, между красных и белых».  
Эрдэ не ограничился этим выступлением. Вскоре вышла 
его книжка «Максим Горький и русская интеллигенция», 
в которой он подверг критике публицистические 
выступления писателя 1917–1922 гг. Причину всех политических 
ошибок и заблуждений Горького автор увидел в 
будто бы свойственном писателю «переоценивании роли 
интеллигенции» [28, с. 5]. 
Еще большее возмущение советских властей вызвало 
интервью Горького с Шолом Ашем, опубликованное 29 апреля 
1922 г. в иностранной прессе. В нем он будто бы сказал: 
«Я не большевик, не коммунист, наоборот, я сейчас борюсь с 
ними. Раньше я, возможно, был к ним ближе, теперь очень 
далек» (цит. по: [21, с. 184]). Хотя Горький отверг это высказывание, 
заявив, что его мысли записаны и переведены 
неточно, тем не менее, оно вызвало скандал.  
Окончательно испортились отношения писателя с советским 
руководством в связи с затеянным большевиками 
судебным процессом эсеров, который грозил многим из них 
смертным приговором. В начале июля 1922 г. Горький выступил 
с открытыми письмами к заместителю председателя 
Совнаркома А. И. Рыкову и к французскому писателю А. Франсу, 
в которых выразил резкий протест против этого процесса 
и против большевистских методов террора вообще. «Если 
процесс социалистов-революционеров будет закончен убийством, — 
писал он 3 июля Рыкову, — это будет убийство с 
заранее 
обдуманным 
намерением, — гнусное 
убийство. 
Я прошу Вас сообщить Л. Д. Троцкому и другим это мое 
мнение. Надеюсь, оно не удивит Вас, ибо Вам известно, что 
за все время революции я тысячекратно указывал Советской 
власти на бессмыслие и преступность истребления 
интеллигенции в нашей безграмотной и некультурной 
стране» [9, т. 14, с. 66]. 

Вскоре это письмо появилось в иностранной прессе, затем 
было перепечатано во многих эмигрантских газетах. 
Советским партийным руководством выступление Горького 
было расценено как предательство, а Троцкий дал прямое 
указание главному редактору «Правды» Н. И. Бухарину разоблачить «
заблудшего» писателя, которого, по мнению Троцкого, «
в политике никто всерьез не берет» [9, т. 14, с. 413]. 
Но первой против Горького выступила газета «Известия 
ВЦИК». 16 июля 1922 г. В этой газете (№ 157) была 
напечатана статья члена ЦК РКП(б) и члена Исполкома 
Коминтерна К. Радека «Максим Горький и русская революция», 
в которой утверждалось, что писатель всегда был 
приверженцем теории «героев и толпы» и никогда не понимал 
душу пролетария. Горький был назван в ней «мелкобуржуазным 
попутчиком русской революции». Через день, 
18 июля уже в «Правде» (№ 158) вышла статья С. Зорина 
«Почти на дне (О последних выступлениях Горького)», 
в которой писатель обвинялся в буржуазном перерождении 
и в том, что он сильно «вредит нашей революции». 21 июля 
в той же «Правде» (№ 161) со стихотворным фельетоном 
«Гнетучка» выступил Демьян Бедный, утверждавший, что в 
результате жизни за границей Горький оторвался от родной 
почвы и теперь «насквозь отравлен тучей разных остервенело-
буржуазных белогвардейских комаров». (Впервые история 
конфликтных отношений Горького в начале 1920-х гг. с 
советским руководством и травля его в партийной прессе 
подробно освещены в книге Л. А. Спиридоновой «М. Горький: 
диалог с историей». См.: [21, c. 181–186]).  
Писатель долго и тяжело переживал травлю, начатую 
против него «Известиями» и «Правдой» летом 1922 г. С этого 
времени он перестал говорить в письмах на родину о своем 
скором возвращении. 21 апреля 1923 г. Горький писал о 
своих новых мрачных настроениях Р. Роллану: «…за мое 
отношение к процессу социалистов-революционеров меня 
провозгласили “врагом народа”. Принимая во внимание, что 
с той поры я не один раз писал моим друзьям-вождям о 
гнусности и глупости этих подготовок к убийству <…>, их 
отношение ко мне, как к “врагу” народа, несомненно, упрочилось 
еще сильнее. <…> 

Все это, конечно, чепуха, но признаюсь, что довольно с 
меня этой чепухи! — Я хочу писать, много писать и не чувствую 
ни малейшего желания возвращаться в Россию. Я не 
мог бы писать, если бы вынужден был все свое время тратить 
на то, чтоб непрерывно повторять: “Не убий”. Убийца 
всегда подлец, но когда он выполняет это в целях пропаганды, 
то он в сто крат подлее! А террор в России все увеличивается» [
9, т. 14, с. 176].  
В это время Горький глубже, чем прежде, начинает постигать 
разлитую в мире стихию зла, меньше верить в рациональные 
начала человеческой жизни, в возможность 
справедливого мироустройства. В его воображении и в его 
творчестве возникает инфернальный образ злобно хохочущего, 
глумящегося над людьми дьявола. Вот с какой безнадежностью 
и отчаянием ответил Горький в январе 1922 г., 
вскоре после своего приезда в Германию, на просьбу Общества 
друзей Музея Гете написать несколько строк по поводу 
90-летия со дня смерти немецкого поэта: «Я живу на земле 
Европы, а эта земля еще не впитала в себя кровь миллионов 
людей, и уже снова встает над нею грозный призрак кровавой 
бойни. 
По этой прекрасной, обильной творчеством земле ползают 
миллионы изувеченных войною и грезят о беспощадной 
мести. 
Все ярче разгорается вражда, и всюду шипят змеи 
мщения. Европе грозит гибель в крови и хаосе. На Востоке 
ее — треть огромного народа издыхает от голода, создавая 
на земле очаг эпидемии. 
Нации, родившие Данте, Шекспира, Вольтера, Гете, 
Толстого, мечтают о том, как хорошо иметь вождями Аттилу, 
Чингис-Хана, Тамерлана. 
Если существует Дьявол или какой-то другой творец 
бессмысленного зла, — он, торжествуя, хохочет. 
И если где-то во вселенной носятся тени наших великих 
людей, — Дьявол говорит их ареопагу: 
— Посмотрите на землю, — вы напрасно творили великое! 

И тени Тацита, Данте, Гиббона и Вольтера, прекрасного 
Шиллера и великого Гете, тени всех величайших худож-